ОТ
РИМА К
ТРЕТЬЕМУ
РИМУ
XXXV
МЕЖДУНАРОДНЫЙ
СЕМИНАР
ИСТОРИЧЕСКИХ
ИССЛЕДОВАНИЙ
Капитолий,
21-22 апреля 2015 г.
Институт
российской
истории
Российской
Академии
Наук
Москва
УРОКИ
ИМПЕРСКОЙ
ЭТНОГРАФИИ:
ЦАРСКИЕ
ПУТЕШЕСТВИЯ
ПО
ЭТНИЧЕСКИМ
РЕГИОНАМ
РОССИИ
До второй
половины XVIII в.
русским
царям
приходилось
проезжать по стране
лишь при
выездах в
загородные
резиденции,
на богомолье
или по
направлению
к границе в
военных
походах.
Начиная с
Екатерины II, т.е.
со второй
половины XVIII
в., монархи
время от
времени
покидали
Петербург и
отправлялись
в странствие
по подвластной
империи.
Смысл и
замысел
продолжительных
вояжей
заключались
в нескольких
аспектах.
Во-первых,
демонстрировалась
забота о провинциях,
в том числе
об их
неславянском
населении.
Эта забота
формально
могла носить вид
инспекции. Но
действительную
и жесткую
оценку
работы
региональных
властей проводили,
пожалуй,
только Павел I и
(иногда)
Николай I;
Александр I в
своих
длительных
разъездах
более напоминал
туриста, чем
ревизора.
Конечно,
полноценной
проверки
деятельности
управленцев
на местах не
получалось.
Но все-таки
при иллюзии
высочайшего
контроля
само присутствие
монарха
побуждало
устранять
некоторые
неполадки и
ограничивать
злоупотребления.
Екатерина II,
раскрывая
мотивы своих
разъездов
французской
пословицей: «L’œil du maître engraisse les chevaux»[1]
(от
хозяйского
глаза и кони
толстеют).
Во-вторых,
создавалась
очевидная
картина единения
царя с его
верноподданным
народом. При
этом
появлялась
уникальная
возможность,
пусть и для
ничтожного
количества россиян,
пробиться с
прошениями к
вершителю судеб
империи.
Проявления
их взаимных
любви и
согласия
скрупулезно
отмечались и
умилительно
описывались
в официозах и
стараниями
литераторов
и
публицистов
(в большинстве
своем
убежденных
патриотов-монархистов).
При этом
создавалась
уникальная возможность,
пусть и для
ничтожного
количества
россиян,
пробиться с
прошениями к
вершителю
судеб
империи.
Екатерина
объясняла
своему французскому
собеседнику,
графу Л.-Ф. де
Сегюру: «Я
путешествую
не для того,
чтобы
осматривать
местности, но
чтобы видеть
людей… Мне нужно
дать народу
возможность
дойти до
меня, выслушать
жалобы и
внушить
лицам,
которые могут
употребить
во зло мое
доверие,
опасение, что
я открою все
их грехи, их
нерадение и несправедливость»[2].
В-третьих,
в процессе
путешествий
происходило
как бы
обновление
владычества
России над ее
землями. В
историографии
отмечалось,
что это было
повторное,
символическое
завоевание
территорий и
повторное
изъявление
покорности
их жителями[3].
В-четвертых,
в некоторых
случаях, в
сложной политической
обстановке,
це-лесообразны
были личное
присутствие
монарха и
исходящие от
него
объяснения
важных
вопросов.
В-пятых,
объезд
подвластных
земель
обозначал
суверенитет
России над
ними. Это
было принципиально
и для
Екатерины II в 1787
г. при
посещении
Новороссии и
Крыма, отвоеванных
у турок, и для
Александра II в
его
появлении на
Кавказе в 1861 г.,
после недавно
проигранной
Крымской
войны. Помимо
демонстрации
незыблемости
русского
правления в
новообретенных
владениях,
требовалось
расположить
к себе их
народы,
убедить в терпимости
и снисхождении
верховной
власти к их
жизненным устоям
и верованиям.
Наконец,
участие
региональных,
в том числе «инородческих»,
начальников
в мероприятиях,
связанных с
встречей и
пребыванием
высоких
гостей, как
замечает
Р.Уортман,
«вовлекало
глав
завоеванных
земель, и
местную
придворную
знать в
церемониальные
представления
имперской
элиты»[4],
т.е. в систему
государственных
ритуалов, объединявших
социально
близкие
страты империи.
Что
касается
визитов
престолонаследников
в регионы, то
их
предназначение
состояло в
знакомстве с
народами, над
которыми им
предстояло
царствовать
в будущем.
Эти поездки
представляли
собой
последний
этап образования
цесаревича.
Уже не по
книгам и
рассказам
преподавателей,
а воочию он
убеждался в огромных
размерах,
богатстве и
разнообразии
России. Кроме
того,
лицезрение
его
подданными способствовало
укреплению
среди них монархических
убеждений.
Сведения о
том, что
«Помазанник
милостью Божией»
собирается
посетить
какой-либо край,
порождали
вспышку
активности
местного
руководства.
Спешно
приводились
в приличный
вид улицы и
дороги, по
которым
предстояло
следовать
царскому
кортежу, в
казенных
заведениях
наводили
порядок в
помещениях и
документах,
чиновники и
полицейские
готовили
парадные
мундиры. Население
охватывали
противоречивые
чувства –
досады из-за
устраиваемой
начальством
показухи и
радостного
ожидания. В
результате
перед августейшими
посетителями
представала наспех
созданная, с
разной
степенью
убедительности,
картина
процветания
и благоденствия
города,
уезда,
губернии.
Они, как правило,
не возражали
против
торжественных
встреч и демонстрации
преданности
престолу.
Разве что
Павел I запрещал
приветственные
церемонии и
скопления
народа в его
честь, а во
время своих вояжей
больше
интересовался
строевой подготовкой
местных
гарнизонов.
Из
допетровской
эпохи шла
практика
создания
искусственной
массовости
на улицах,
требование к
населению
толпиться
или (чаще)
выстраиваться
вдоль дорог,
по которым
проедут
царские экипажи.
Речь не идет
о сгоне
публики по
приказу, тем
более что
практически
все жители ближних
и дальних
поселений
были готовы
съехаться,
чтобы
поглазеть на
царя, царицу
или цесаревича.
В 1891 г. при
проезде
будущего
Николая II
через
казахские
степи массы
окрестных кочевников
чуть было не
хлынули в
Уральск. Во избежание
столпотворения
областное начальство
распорядилось
выделить для
этого от
каждого
уезда только
по сто кибиток[5]. В
результате
удалось
установить
стройный
порядок, и
встреча
протекала по
принятому
тогда канону.
В Омске вдоль
дороги
выстроились,
встречая
наследника,
представители
местных
народностей:
впереди –
самые
почтенные казахские
султаны с
подношениями,
затем справа
от дороги –
депутаты от
таранчей и дунган,
слева –
«группа
интеллигентных
киргиз»
(студенты
университетов,
учащиеся гимназий,
кадеты)[6].
Система
симметричной
расстановки
подданных,
приветствующих
своего государя,
сложилась
давно и
соблюдалась
в разных
регионах. Еще
Екатерину
Великую при
въезде в
Полоцк в 1780 г.
встречал
весь
этнический спектр
населения
этой бывшей
экономической
столицы
Великого
княжества
Литовского.
Ко времени
визита
императрицы
половина города,
разделенного
рекой, вошла
в состав Российской
империи по
первому
разделу
Польши
(другую
половину
присоединили
при втором
разделе).
Вдоль
центральной
Большой улицы
слева стояло
«собравшееся
от всех имеющихся
в Полоцке
костелов
духовенство»,
справа – «фамилии
знатного
польского
дворянства»,
затем по обе
стороны –
«евреяне с их
кагалами», за
ними –
русские
чиновники и,
наконец, снова
«знатнейшее
польское
дворянство».
За Триумфальными
воротами
«матушку-государыню»
под
колокольный
звон, рев
органа и труб
приветствовали
иезуиты «в
служебной
одежде с животворящим
крестом»,
ремесленники
и мещане,
построенные
по цехам и
гильдиям. При
проезде
вереницы
экипажей
через
городки и местечки
края к ним
выходили
«обоего пола
евреяне с их
кагалом», с
хлебом-солью,
приветственными
одами и
музыкой[7].
В
этих
построениях
чувствовалась
направляющая
рука. Когда в 1767
г. Екатерина
въезжала с
волжской
пристани в
Казань, то на
улицы и крыши
домов
высыпали и к
окнам
прилипли многочисленные
горожане,
причем
«российские
и татары». Но
при шествии
царицы в
соборную
церковь и
обратно
обошлось уже
без русских:
«по обеим
сторонам
стояли
татары и
черемисы с
женами и дочерьми,
во всем их
богатом
платье»[8]. То
есть
губернская
администрация
организовала
своего рода
этническую
презентацию
своей провинции,
с расчетом,
что она
понравится
любознательной
визитерше.
Таким же
образом, выдвигая
на первый
план
представителей
«горских
племен»,
готовились
принять высоких
путешественников
на Кавказе.
Екатерина
была дамой
довольно
сентиментальной.
Тонко используя
это
умонастроение,
организаторы
путешествий
выстраивали
на ее пути
детей. В прибалтийских
владениях
выставляли
напоказ
маленьких
девочек в
одинаковых
пастушьих
нарядах и
венках на
головах, с
корзинками
цветов. Сцена
с бросанием
цветов под
ноги
государыни и
под колеса
кареты
«невинными
пастушками»
повторялась
в разных
городах края.
От этих
слащавых
пасторальных
постановок таяло
сердце
самодержицы
всероссийской
– урожденной
немки-лютеранки,
наплывали воспоминания
о детстве, о
ее
ангальтской
родине.
Задумав
посетить
казанского
епископа, Екатерина
вошла во двор
дома и
обнаружила
там не
хозяина или
его прислугу,
а душещипательный
аттракцион:
по периметру
двора выстроились
«учащиеся в
школах
малолетние
татары,
мордва, чуваши,
черемисы и
вотяки
(удмурты. – В.Т.),
которые пели
«Царю
небесный» и
держали в руках
зеленые
ветви». Отпев
стихиру,
школьники
показали
гостье
чтецкое
мастерство. Двое
прочли стихи
по-русски,
затем
выходили
маленькие
«инородцы» и
тоже
декламировали
вирши на
своих языках
–
по-чувашски,
по-черемисски,
по-мордовски
и по-вотяцки[9].
В бывшей
столице
Крымского
ханства
Бахчисарае,
по дороге из
ханского
дворца –
тамошней
резиденции
императрицы
– до церкви,
расставили
отпрысков
нерусских
семейств. Екатерина
по пути с
умилением
взирала, как
ей машут и
кланяются
«благородные
малолетние
греки и албанцы»,
за ними –
дети
татарских
мурз, дальше
– дети
переселенцев
из Молдавии и
Валахии.
Конечно, и
это
приветствие
не было вызвано
естественным
порывом
детворы.
Камер-фурьер
прямо
написал в
журнале, что
дети были представлены
ее
величеству
правителем
Крыма князем
Г.А.
Потемкиным.
Тот знал о ее
пристрастиях
и в очередной
раз не
ошибся: премилые
les enfants de Crimée
растроганной
императрицей
были «жалованы
к руке»[10].
По примеру
любимой
бабушки,
Александру I
тоже
пришлось
любоваться
юными девами
во время
поездок по
Прибалтике. В
Риге он отправился
в театр, где
при входе
обнаружил
неизбежных
«благородных
девиц в
белоснежном
батисте»,
которые
выстроились
в два ряда и
бросали цветы[11].
Кавказ
предоставлял
зрелища
иного рода. Здесь
старались
удивить
экзотикой
местных
нарядов и
обычаев.
Горцы с
гордостью
выносили
пожалованные
им знамена.
Считалось, что
принимать
нагрянувших
в край
правителей
империи
подобает в
национальных
одеждах и при
традиционном
оружии.
Экзотичная
«униформа»
подчеркивала
срежиссированность
действа.
Судя по
отчетам о
царских
путешествиях,
подданные-неславяне
строго
придерживались
назначенных
им
местонахождений
и образа
действий.
Русские же
участники
церемоний
встречи
могли
допустить
отступление
от ее тщательного
разработанного
и
отрепетированного
сценария. В
мае 1802 г.
русские
купцы Риги попросили
Александра Iдозволить
им впрячься в
его карету и
везти ее до
города
вместо
лошадей.
Ошеломленный
император
стал отказываться,
но после
долгих
уговоров
согласился, и
толпа из
нескольких
сотен
человек повлекла
его на себе к
городским
воротам[12].
«Этнографический
спектакль»,
помимо церемоний
встречи,
включал
сопровождение
путешественников
силами
эскортов из
местных
народов. Началось
это с
немцев-остзейцев
и потом распространилось
на другие
провинции.
Многозначительными
событиями
такого рода
было отмечено
путешествие
Екатерины II в
Крым. Еще на
подступах к
полуострову
ее встречала
и провожала
ногайская и
туркменская
конница. В самой
Тавриде, при
приближении
к Бахчисараю,
состоялся
настоящий
парад
прежних
хозяев края.
По равнине
растянулись
отряды знатнейших
татарских
мурз,
занимавших
некогда
высокие
посты при
ханах-Гиреях.
Полторы тысячи
всадников
салютовали
царскому фаэтону
и следовали с
ним до
Бахчисарая.
Перед
въездом в него
навстречу
выехал
тысячный
татарский
отряд, в
составе
которого
было
тридцать крымских
аристократов
в роскошных
одеждах. Они
проводили
караван
экипажей в
город[13].
Сопровождавший
Екатерину
австрийский
император Иосиф
II
удивлялся ее
смелости и
безрассудному
доверию к
побежденнымкрымцам.
Она в самом
деле не
выказывала
признаков
беспокойства.
Другой ее
спутник, граф
де Сегюр,
рискованное,
на первый
взгляд,
татарское
сопровождение
приписывал
ее
собственной
инициативе:
«Монархиня
пожелала,
чтобы во
время ее пребывания
в Крыму ее
охраняли
татары… недавно
лишь
покоренные
ее власти.
Этот неожиданный
опыт
доверчивости
удался, как
всякий
отважный
подвиг»[14].
Организатор
визита
Г.А.Потемкин
убедил свою
патронессу в
полной безопасности
странствия.
Встречные
татарские
отряды были
наверняка им
заранее
подобраны и
проинструктированы.
Свои
впечатления
от встреч с
местным
населением
императрица
подытожила в
одном из
писем: «От
татар мы
видели ласку,
как не
воображали»[15].
Почти во
всех крупных
населенных
пунктах,
через которые
пролегали
маршруты
царственных
странствий,
устраивались
аудиенции. Их
обязательным
элементом
было участие
представителей
местных
народов.
Вместе с
казенными чиновниками
и офицерами
расквартированных
там частей они
призваны
были
олицетворять
сплоченность
вокруг
монарха и
благоденствие
под сенью его
правления.
Большинство
таких мероприятий
ограничивалось
представлением
высших
должностных
лиц и
социальной
верхушки
этнических
меньшинств,
протокольными
фразами
монарха о его
милостивом
отношении и
благодарности
за
преданность.
Считалось,
что уместно явиться
перед
августейшие
очи в лучшем
национальном
наряде и
огласить
приветствие на
местном
наречии.
Совокупность
многоцветных
костюмов и
разноязыких
речей создавали
наглядную
картину
полиэтничности
и,
опосредованно
– обширности
и могущества
России.
Знакомство
с этническим
многообразием
империи не
ограничивалось
официальными
церемониями.
По пути
венценосцы
знакомились
с жизненным
укладом
подданных.
Конечно, это
знакомство
оказывалось
беглым и
поверхностным.
Но какие-то
бытовые
детали
замечались.
Во время поездок
членов
царствующей
фамилии по
стране у
разноплеменных
подданных
империи появлялась
возможность
рассказать о
своем народе,
его обычаях,
продемонстрировать
искусство местных
умельцев и –
одновременно
– преданность
престолу.
Расширить
познания
такого рода у
царя, царицы,
цесаревичей,
великих князей
можно было
самым
наглядным
способом: преподнести
им продукцию
местных
промыслов,
предметы
быта и
религиозного
неправославного
культа, а
также
специально
изготовленные
стилизованные
изделия с
познавательной
этнической
символикой.
То есть
августейшей
аудитории
преподавался
завуалированный
урок
этнографии.
Высоких
гостей
старались
познакомить
с народными
развлечениями.
Когда цесаревич
Александр
(будущий
Александр III)
по пути из
столицы в
Крым в 1863 г.
заехал в Калмыцкую
степь, для
него были
устроены
«увеселения
и зрелища».
Замысел
чиновников
состоял в
том, чтобы
«показать
великому
князю в продолжение
одного
дня всю
жизнь и весь
быт калмыков
в степи».
Налицо был
весь набор потех
и забав
кочевников:
скачки на
лошадях, борьба,
соколиная
охота, ловля
диких лошадей,
джигитовка.
Устроители
сочли, что
сановным
посетителям
будет
интересен и
процесс
перегонки
молока в
водку-арку[16].
При
удобном
случае
принимающая
сторона
старалась
развлечь
высоких
гостей
музыкой.
Репертуар
зависел от
региона. Если
в
прибалтийских
провинциях
давались
стандартные
европейские
балы и
маскарады, то
на востоке и
юге
государства,
в степях и на
Кавказе
устраивались
концерты
музыки
«этно-фолк»
на
национальных
инструментах,
с песнями и
плясками.
Где-то это
выглядело
как
аккомпанемент
к другим
зрелищам или
фон
пиршества. А
в Казани Екатерина
II
устроила
смесь бала со
сборным
концертом. В
загородный
дом
губернатора
«собраны
были татары,
чуваши,
мордва,
черемисы и вотяки
с женами,
которые
плясали,
каждая порознь,
при том
играла их
татарская
музыка с припевами»[17].
Во
время
передвижений
самодержцев
по стране
пристальное
внимание
уделялось их
безопасности.
Охрана была
организована
тщательно, и
о каких-либо
инцидентах
сведений мне
не
попадалось.
Да и
внутриполитическая
обстановка в
империи до 1870-х
гг. оставалась
в общем
спокойной.
Лишь когда
развернулся
народовольческий
и эсеровский
террор с его
кульминацией
– убийством
Александра II,
пришлось
пересмотреть
отношение к
таким поездкам.
Они почти
прекратились.
Цесаревич
Николай
Александрович
уже не
завершил цикл
своего
образования
познавательной
поездкой по
России, но
вместо этого
отправился в
далекие
восточные
страны
(правда, возвращался
он в
Петербург из
Японии через
всю Сибирь).
Символический
ресурс
власти,
которым обладал
российский
самодержец,
нуждался в периодическом
обновлении и
пополнении. В
атмосфере
всеобщего
преклонения
и обожания,
которая
окружала
царственных
путешественников
на просторах
империи,
происходила регенерация
этого
ресурса. В
царе укреплялась
убежденность
в
процветании
и бесконфликтности
подвластного
народа (как
выразился
Николай I:«В
России все
молчит, ибо
благоденствует».)
Это было
результатом
в том числе и
умелой
«режиссерской»
работы
организаторов
путешествий.